141.In faith*, I do not love thee with mine eyes,
For they in thee a thousand errors note,
But 'tis my heart that loves what they despise,
Who in despite of view is pleased to dote.
Nor are mine ears with thy tongue's tune delighted,
Nor tender feeling to base touches prone,
Nor taste, nor smell, desire to be invited
To any sensual feast with thee alone;
But my five wits nor my five senses can
Dissuade one foolish heart from serving thee,
Who leaves unswayed the likeness of a man,
Thy proud heart's slave and vassal wretch** to be.
Only my plague thus far I count my gain,
That she that makes me sin awards me pain.\
Поверь, но не любовь моих ты глаз,
Для них в тебе мильон дурных примет,
Но сердце признает иной наказ,
Не тот, что зрит, а то, что сеет бред.
Ни звон речей меня не утолит,
Ни нежное касание не даст,
Ни вкус, ни аромат, лишь пригласи
На вожделенный пир телесных яств;
Пять мудрых дум, пять чувств моих капкан
Твердят одно, что сердца стал слугой,
Ведь этот недвижимый истукан –
Раб гордости твоей, вассал-изгой.
И только хворь, что я стяжал греша,
Ту боль, она дарила не спеша.
1.From fairest creatures we desire increase,
That thereby beauty's rose might never die,
But as the riper should by time decease,
His tender heir might bear his memory:
But thou, contracted to thine own bright eyes,
Feed'st thy light's flame with self-substantial fuel,
Making a famine where abundance lies,
Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel.
Thou that art now the world's fresh ornament
And only herald to the gaudy spring,
Within thine own bud buriest thy content,
And, tender churl, mak'st waste in niggarding:
Pity the world, or else this glutton be,
To eat the world's due, by the grave and thee.
От лучших лоз мы жаждем урожай,
Чтоб ближняя не вяла красота,
Созревший плод срезать не забывай,
Чтоб память роз рождалась от куста.
Но скован ты от блеска юных глаз,
В огне сжигая страсть, живешь смакуя,
Но ужин этот безудержный - блажь,
Себя твой враг, поел себя ликуя.
Ты тот цветок и мира свежий рант,
Глашатай зеленеющей листвы,
А вязь внутри – нетронутый талант,
Её не сбереги, а распусти.
Себя вкушать давай другим, любя,
Есть мира долг, до гроба и тебя.
130.
My mistress' eyes are nothing like the sun;
Coral is far more red than her lips' red;
If snow be white, why then her breasts are dun*;
If hairs be wires**, black wires grow on her head.
I have seen roses damasked***, red and white,
But no such roses see I in her cheeks,
And in some perfumes is there more delight
Than in the breath that from my mistress reeks.
I love to hear her speak, yet well I know
That music hath a far more pleasing sound;
I grant I never saw a goddess go -
My mistress when she walks treads on the ground.
And yet, by heaven, I think my love as rare****
As any she belied with false compare.*****
My love art true as any she as rare
That knows the almost thing of beauty far.
Её блестит чернее солнца взгляд,
И алый губ бледнее, чем коралл,
Как леска кудри, скрученны подряд,
И что "как снег бела" я б не сказал.
Узоры видел шитых белым роз,
Но нет тех роз среди её ланит,
Пил в упоен'и ароматы грёз,
Но дух её дыхания манит.
От голоса оглох, хоть и внимал
Мелодиям звучащей чистоты,
Пускай земных богинь я не видал,
Она оставит на земле следы,
Пускай земных богинь не увидал,
Она протопчет на земле следы,
Любовь моя, редка, сколь часты те,
Которым честно врут о красоте.
Любовь моя честна, сколь редки те,
Которым скажут всё о красоте.
131.
Thou art as tyrannous, so as thou art,
As those whose beauties proudly make them cruel;
For well thou know'st to my dear doting heart
Thou art the fairest and most precious jewel.
Yet, in good faith, some say that thee behold
Thy face hath not the power to make love groan:
To say they err, I dare not be so bold,
Although I swear it to myself alone.
And, to be sure that is not false I swear,
A thousand groans but thinking on thy face
One on another's neck do witness bear
Thy black is fairest in my judgment's place.
In nothing art thou black save in thy deeds,
And thence this slander as I think proceeds.
Ты верно от тиранина создана,
Содеяна надменной и пустой,
И это сердца глупого вина,
Что мнит тебя редчайшей красотой.
Однако, это те, что за глаза,
Вопят, на них ты да право не гляди,
Пусть врут, а я, я не рискну сказать,
И сам себя кляну, когда один.
Но в том ещё уверен, поклянусь,
Что раз клонится к низу голова
Не смеющих в лицо твоё взглянуть,
Твой в чёрен трон, но чернота права.
Ты не хранишь черна в своих делах,
За это и оболгана в речах.
127.In the old age black was not counted fair,
Or if it were it bore not beauty's name;
But now is black beauty's successive heir,
And beauty slandered with a bastard shame:
For since each hand hath put on Nature's power,
Fairing the foul with art's false borrowed face,
Sweet beauty hath no name, no holy bower,
But is profaned, if not lives in disgrace.
Therefore my mistress' brows are raven black,
Her eyes so suited, and they mourners seem
At such who not born fair no beauty lack,
Sland'ring creation with a false esteem:
Yet so they mourn, becoming of their woe,
That every tongue says beauty should look so.
С давних пор Смоль все в роду призира-
ли, Не выносили её чистоты
Но времена тёмной силы наста
ли, Хоть обзывают блудницей лгуны:
Всё Естество грязной дланью поправ,
Лица чужих не забыв прицепить,
У красоты дом и дол отобрав,
Осквернена коль нельзя осквернить.
Вот отчего её бровь воронё-
на, И так печален лик госпожи,
Нет в красоте недостатка кто в тём-
ном Мире рождён среди одной лжи:
И всё-таки печален тёмный свет,
Коль чёрен мир, так и нечистых нет.
128.How oft,\ when thou,\ my music,\ music play'st,
2\2\3\3
Upon\ that blessed wood\ whose motion sounds
2\3\5
With thy\ sweet fingers,\ when thou gently sway'st
2\3\5
The wiry concord\ that mine ear confounds,
5\5
Do I\ envy\ those jacks\ that nimble leap
2\2\3\3
To kiss\ the tender\ inward of thy hand,
2\3\5
Whilst my\ poor lips,\ which should that\ harvest reap,
2\2\3\3
At the wood's boldness\ by thee blushing stand!
5\5
To be so tickled,\ they would change their state
5\5
And situation\ with those dancing chips,
5\5
O'er\ whom thy\ fingers walk\ with gentle gait,
2\2\3\3
Making\ dead wood\ more blest than\ living lips.
2\2\3\3
Since saucy jacks so\ happy are in this,
5\5
Give them thy fingers,\ me thy lips to kiss.
5\5
Когда\ ты здесь,\ то мело-дией опять
2\2\3\3
И клён\ и лес\ закачает такт,
2\2\5
Твои\ пальцы\ пригласят\ танцевать,
2\2\3\3(более динамично)
(Твои\пальчики\ просят танцевать)
2\3\5
"За" скрепят согласье\ все в моих ушах.
6\5\
Мне ль\ за-видно,\ изогну-лся нахал,
2\2\3\3
Поце-луев\ нежных рук атлет,
2\2\5
А я-бедный\ приз для губ\ не сорвал,
2\2\3\3
И на древе наглом\ ярко-красный след!
6\5\
Вдруг от щекотки\ они сменят стать,
5\5
И закружатся\ листочки у них,
5\5
Твои\ пальцы\ щекотят\ опадать,
2\2\3\3
Сделав\ мёртвый\ пень красней\ губ живых.
2\2\3\3!\
Каждый смертельно\ так счастлив холуй
5\5
Раз увидев пальчик, мне ж губ поцелуй.
5\5
Когда ты здесь, то под музыку опять,
В роще багряный клён качает такт,
Твои пальчики просят танцевать,
«За» скрепит в ответ, всё в моих ушах.
Мне ль за-видно, как метнул-ся нахал,
Ручки нежной, дар сорвать успев,
А я-бедный, приз для губ не пожал,
И на древе том, ярко-красный след.
К ним прикоснёшься, они сменят стать,
И закружатся листочки у них,
Твои пальцы щекотЯт опадать,
Сделав мёртвый пень красней губ живых.
Каждый смертельно так счастлив холуй,
Твой увидев пальчик, мне ж губ поцелуй.
129.Th'expense of spirit\ in a waste of shame
Is lust in action,\ and till action, lust
Is perjured, murd'rous,\ bloody, full of blame,
Savage, extreme, rude, cruel, not to trust,
Enjoyed no sooner but despisd straight,
Past reason hunted, and no sooner had
Past reason hated as a swallowed bait
On purpose laid to make the taker mad:
Mad in pursuit, and in possession(пезешин) so,
Had, having, and in quest to have, extreme,
A bliss in proof, and proved, a very woe,
Before, a joy proposed, behind, a dream.
All this the world\ well knows, yet none knows well
To shun the heaven\ that leads men to this hell.
Немощность духа в стыде лишь видна,
Коль страсть в стремленьи, и пред делом, страсть,
Гнев, смерт'убийство, хула, вот вина,
Дик, лих, груб, жёсток, поверь, всё напасть.
Жди, но неспешно, коль скоро призри,
Задний ум скорых настигнет, гонясь,
Задний ум яд источит изнутри,
Прока прокорм не доставит, гноясь:
Скорый беспечен, и рвётся стяжать,
Брать, маять, и вкушать сии плоды,
Блажен сей путь, спешишь что потерять,
Лишь искусись, и позади мечты.
Мир, зная это, всё же был бы рад
Знать как избечь пути и в этот ад.
66.Tired with all these, for restful death I cry:
As to behold desert a beggar born,
And needy nothing2 trimmed in jollity,
And purest faith unhappily forsworn,
And gilded honour shamefully misplaced,
And maiden virtue rudely strumpeted,
And right perfection wrongfully disgraced,
And strength by limping sway disabld,
And art made tongue-tied7 by authority,
And folly (doctor-like)8 controlling skill,
And simple truth miscalled simplicity9,
And captive good attending captain10 ill:
Tired with all these,\ from these would I\ be gone,
Save that to die, I leave my love alone.
О смерти лишь прошу, опустошён:
Как странник вечный средь безлюдных мест,
И цель свою забыл, шутом ряжён,
И потерял доверья лёгкий вес.
И девой нежной предан грубо был,
И славы злато мутно от стыда,
И важный кто-то мой роток прикрыл,
И скверна верно вся моя еда,
И правда, если прав любой дурак,
И честность стоит меньше, чем обман,
И если сильный избегает драк
Невольник свеж, и болен капитан:
Опустошён, я прочь сбегу, молю,
Храни по гроб любовь одну, мою.
2.When forty winters shall besiege thy brow,
And dig deep trenches\ in thy beauty's field,
Thy youth's proud livery so gazed on now
Will be a tottered weed of small worth held:
Then being asked where all thy beauty lies,
Where all the treasure of thy lusty days,
To say within thine own deep-sunken eyes
Were an all-eating shame, and thriftless praise.
How much more praise deserved thy beauty's use,
If thou couldst answer, 'This fair child of mine
Shall sum my count, and make my old excuse',
Proving his beauty by succession thine.
This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel'st it cold.
Когда пол жизни тронет за чело
И сорок бразд пропашет на земле,
Твой дерзкий взгляд уж потускнел давно
И вырос сорняком на пустыре:
Где ж удалец тот, сам себе скажи,
И где здоровья клад его былой,
В колодце впалых глаз на дне лежит,
Где стыд поил тебя с лихвой порой.
Призом себя красивым награди,
Когда ты смог сказать: "Люблю моё
Дитя, что я лелеял до седин".
Что вырастил трудом, теперь твоё.
Умей сей дар принять, когда ты стар,
И кровь согреть, пока сам хлад не стал.
3.Look in thy glass* and tell the face thou viewest,
Now is the time that face should form another,
Whose fresh repair if now thou not renewest,
Thou dost beguile the world, unbless some mother**.
For where is she so fair whose uneared womb
Disdains the tillage of thy husbandry?
Or who is he so fond*** will be the tomb
Of his self-love to stop posterity?
Thou art thy mother's glass, and she in thee
Calls back the lovely April of her prime;
Despite of wrinkles, this thy golden time.
But if thou live rememb'red not to be,
Die single, and thine image dies with thee.
Так загляни в стекло, что видишь ты,
Кто тот другой, что посетил опять,
В чью плоть ты воплотил свои мечты,
Покинув их, как не родная мать.
Где та живёт, что в чреве их храня,
Лишённая забот и суеты?
А он лежит в гробу себя любя,
Не принося в твой мир свои плоды?
Стекло её, хотя внутри ты сам,
Огнём её весны пока храним,
Но через эти стёкла по часам
Уходит время золотом морщин.
Ведь если ты живешь без мысли быть,
Умри один, и дай тебя забыть.
4.Unthrifty loveliness, why dost thou spend
Upon thyself thy beauty's legacy?
Nature's bequest gives nothing, but doth lend,
And being frank she lends to those are free:
Then, beauteous niggard, why dost thou abuse
The bounteous largess given thee to give?
Profitless usurer, why dost thou use
So great a sum of sums, yet canst not live?
For having traffic with thyself alone,
Thou of thyself thy sweet self dost deceive:
Then how, when Nature calls thee to be gone,
What cceptable audit canst thou leave?
Thy unused beauty must be tombed with thee,
Which usd lives th'executor to be.\
Любитель расточать, что ж тратишь дни
Лишь на себя наследства юной стати?
Природой обделен, тогда займи,
Она подаст и ещё даром, кстати:
Затем, прекрасный жмот, зачем хулишь,
За щедрость данную тебе давать?
Пусть пользу выгод всех и уследишь,
Кому исхода аудит считать?
Величье суммы сумм, но мощь в карман?
Коль всё вбирать в себя лишь одного,
Весь ты в себе, и сладок твой обман:
Но как Природе в лоно звать, кого?
Вся непригодна стать в гробу с тобой,
Коль ты тюремщик над своей душой**.
Я решил писать пояснения к переводам:
*beauty - handsome, статный, стать.
**th'executor(душеприказчик, надсмотрщик)=тюремщик над душой.
Переставлена строка 12 на место 8.
5.Those hours that with gentle work did frame
The lovely gaze where every eye doth dwell
Will play the tyrants to the very same,
And that unfair which fairly doth excel;
For never-resting time leads summer on
To hideous winter and confounds him there,
Sap checked with frost and lusty leaves quite gone,
Beauty o'ersnowed and bareness every where:
Then were not summer's distillation left
A liquid prisoner pent in walls of glass,
Beauty's effect with beauty were bereft,
Nor it nor no remembrance what it was.
But flowers distilled, though they with winter meet,
Leese but their show; their substance still lives sweet.
Часы забот кроят узоры рам,
Прядут приют любви и взгляда лиц,
Но в чистоте усердия тиран,
Ведь всё нечисто если, вне границ.
Без отдыха трудиться в летний день,
Не отвратит смешения зимой,
Уж сок остыл и стар бесстрастный пень,
Но красоте под снегом как, ногой:
Когда покинет лета чистота,
Хрустальный пленник ляжет под стекло,
Раз за границей то, не красота,
Ни красоты, ни памяти её.
Пусть чист цветок и встретится с зимой,
Снег не острог, доколь внутри живой.
Пусть чист цветок и встретился зимой,
Не будь так строг, пока внутри живой.
Стих содержит три парадокса, по одному в каждой строфе:
1)"Но в чистоте усердия тиран,\Ведь всё нечисто если, вне границ."(Will play the tyrants to the very same,\And that unfair which fairly doth excel;) Когда стремишься к чистоте формы, попадаешь в парадоксальную ситуацию, что всё что за рамками формы, к которой стремишься, ей не является, а значит НЕЧИСТО по отношению к ней.
2)"Но красоте под снегом как, ногой:"(Beauty o'ersnowed and bareness every where: - дословно, "красота под снегом и полностью обнажена") - очищение формы красоты делает её слишком зависимой и тепличной. Банально, растения культурные, приносящие при хороших условиях богатые урожаи не способны существовать рядом с сорняками, которые их могут "забить". То есть люди стремящиеся к чистоте внутренней красоты становятся неприспособленными к грубостям реального мира и в итоге могут замкнуться в себе, "зазвездиться", дистанцироваться, и тому подобное, чтобы не воспринимать грубость мира.
3)"Раз за границей то, не красота," - Красота не может быть ограничена рамками, нельзя поместить красоту, которой восторгался художник в некое пространства. Красивая картина - это вовсе не красота, а окно в мир красоты, который видел художник, когда рисовал картину вдохновившись красотой мира, красота в банке, сама по себе красотой не являющаяся. Человек смотрит на колбы с очищенной красотой, но если в у него нет возможность видеть естественную красоту, то в нём не будет этой красоты, и для него картина или другая колба с красотой не будут этим окном.
6.Then let not winter's ragged hand deface
In thee thy summer ere thou be distilled:
Make sweet some vial; treasure thou some place
With beauty's treasure ere it be self-killed:
That use is not forbidden usury
Which happies those that pay the willing loan;
That's for thyself to breed another thee,
Or ten times happier be it ten for one;
Ten times thyself were happier than thou art,
If ten of thine ten times refigured thee:
Then what could death do if thou shouldst depart,
Leaving thee living in posterity?
Be not self-willed, for thou art much too fair
To be death's conquest and make worms thine heir.
Когда б избег ты лап зимы косой,
И лето в сердце тёплое храня,
Пустой флакон прибережёт постой*
Твоей красы, теперь убей себя*****:
То не в заклад не верь ты чудесам.
Немногое получишь с пустоты;
Других тебя родишь, но вот ты сам,
Счастливей сто крат, но лишь, чем ты.
Счастливей, в десять раз, чем мог создать****,
И десять раз дести в тебе одном,
Ведь кто уйдет**, раз нужно отступать,
Живущее тебя живёт потом?
Не обожай себя, твой дар**** важней,
Чем смертью пав, быть домом для червей****.
*ПостОй - временное место для стоянки, ночёвки.
**Уйдёт - в оригинале было "кто умрёт", но смысл не меняется - живущее "тебя" уйдет и останется жить.
***Стать домом для червей - в оригинале "сделать червей своими наследниками".
****Создат, твой дар - art, искусство, ремесло, творческое начало.
*****"убей себя" - self-killed, сразу скажу, что не стоит путать с физическим САМоубийством, речь идёт о некой практике духовной смерти, которая есть и в христианстве и других религиях, связанная с возрождением некого истинного воплощения, " смертью умрешь"(Бытие). То есть, если селф-килд - это некая смерть с последующим духовным перерождением, то "смертию пав, быть домом для червей" - это противоположное духовное падение, без возрождение, более близкое к физической смерти. В общем, сложный стих, наверное, самый сложный и тяжёлый для понимания на данный момент)
7.Lo in the orient when the gracious light
Lifts up his burning head, each under eye
Doth homage to his new-appearing sight,
Serving with looks his sacred majesty;
And having climbed the steep-up heavenly hill,
Resembling strong youth in his middle age,
Yet mortal looks adore his beauty still,
Attending on his golden pilgrimage:
But when from highmost pitch, with weary car,
Like feeble age he reeleth from the day,
The eyes (fore duteous) now converted are
From his low tract and look another way:
So thou, thyself outgoing in thy noon,
Unlooked on diest unless thou get a son.
О погляди зардел грации свет,
Высит горящий вид выше очей,
Каждый принять готов новый обет,
Службу следя его мощи лучей.
Так поднимаясь ввысь на небеса
Юный и нежный лик входит в зенит,
И каждый смертный взор эта краса
Тем золотым путём о-осенит.
Но в самой вышине и всякий раз
Старый возница вдруг хочет уснуть,
И поворотит вспять свой ясный глаз,
Где каждый должён зреть дня новый путь:
Так ты, как твой закат придёт всего,
Не видишь смерть, лишь сына твоего.
8.Music to hear, why hear'st thou music sadly?
Sweets with sweets war not, joy delights in joy:
Why lov'st thou that which thou receiv'st not gladly,
Or else receiv'st with pleasure thine annoy?
If the true concord of well-tund sounds,
By unions married, do offend thine ear,
They do but sweetly chide thee, who confounds
In singleness the parts that thou shouldst bear;
Mark how one string, sweet husband to another,
Strikes each in each by mutual ordering;
Resembling sire, and child, and happy mother,
Who all in one, one pleasing note do sing;
Whose speechless song being many, seeming one,
Sings this to thee, 'Thou single wilt prove none.'
Слышишь мотив, отчего так грустно?
Сладкое на сладком только 'ведь вкусней:
Если ты любишь, отчего так пусто,
Или раздражает, делая больней?
Если согласье, то 'и звук отличный
Н'к обетам счастья остаешься глух,
Легкие уколы 'их будут органичны,
Части одного приласкают слух;
Муж другой 'и точка, 'ты возьми за строчку,
Части 'к 'части ордена создают уют;
Словно 'снова вместе царь, мать и сыночек.
Все они в 'тебе одном сладостно поют.
Вместе безмолвья кажутся одним,
Но когда поёшь одно ты неразделим.
Получилось ну очень странно).
9.Is it for fear to wet a widow's eye
That thou consum'st thyself in single life?
Ah! if thou issueless shalt hap to die,
The world will wail thee like a makeless wife;
The world will be thy widow and still weep,
That thou no form of thee hast left behind,
When every private widow well may keep,
By children's eyes, her husband's shape in mind:
Look what an unthrift in the world doth spend
Shifts but his place, for still the world enjoys it,
But beauty's waste hath in the world an end,
And kept unused the user so destroys it:
No love toward others in that bosom sits
That on himself such murd'rous shame commits.
От страха снова влажные глаза
Твоей вдовы, что пожираешь жизнь?
Ах! как бездарно смерть вдруг подошла,
Мир по тебе свой вой начёт служить;
Мир по тебе вдовой твоей скорбит,
Что не оставил от тебя следа,
Который вдова каждая хранит
В глазах детей и муже от ума:
Смотри же, как сей мир не прихотлив,
Сменяет часть, чтоб продолжать дышать
Лишь радостью и красоты прилив,
Непролитой тобой, слезами ждать:
Любви к иному нет в груди когда,
Убивший не сгорает со стыда.
В конце получилось немного не то)
Смотри же, как сей мир неизменим,
Растратил кто-то, он же смог впитать,
Но красотой он от конца храним,
И расточить её, мир разрушать:
Любви к иному нет в груди когда,
Убивший не сгорает со стыда.
Ну, будет лишний куплет?
10.For shame deny that thou bear'st love to any,
Who for thyself art so unprovident.
Grant, if thou wilt, thou art beloved of many,
But that thou none lov'st is most evident;
For thou art so possess'd with murd'rous hate,
That 'gainst thyself thou stick'st not to conspire,
Seeking that beauteous roof to ruinate
Which to repair should be thy chief desire:
O change thy thought, that I may change my mind!
Shall hate be fairer lodged than gentle love?
Be as thy presence is, gracious and kind,
Or to thyself at least kind-hearted prove:
Make thee another self, for love of me,
That beauty still may live in thine or thee.
Чтоб стыд отъять твой от любви к таким,
Кто твоего не крепит ремесла,
Дари, коль хочешь, ты любовь любым,
Но не любовь, когда она слепа;
Ведь дар твой одержимый местью той,
Что дар скрывая, не дает дышать,
Найди, разбей же склянку с красотой,
И излечи желание мечтать:
Так измени твой ум, μετάνοια!
Ведь месть не изместит любовью ум?
Почувствуй, что в тебе есть грация,
И для себя cogito, ergo sum:
Создай себе иного милым мне,
Но красотой живи в твоём, в тебе.
11.As fast as thou shalt wane, so fast thou grow'st
In one of thine, from that which thou departest,
And that fresh blood which youngly thou bestow'st
Thou mayst call thine, when thou from youth convertest:
Herein lives wisdom, beauty, and increase,
Without this, folly, age, and cold decay:
If all were minded so, the times should cease,
And threescore year would make the world away.
Let those whom Nature hath not made for store,
Harsh, featureless, and rude, barrenly perish:
Look whom she best endowed she gave the more;
Which bounteous gift thou shouldst in bounty cherish:
She carved thee for her seal, and meant thereby,
Thou shouldst print more, not let that copy die.
Ты меньше с тем, чем глубже прорастёшь,
В одном твоём, в ком от тебя лишь часть,
Ты крови свежей юность отдаёшь,
Теперь он твой, когда вмещаясь всласть:
Живут в нём мудрость, красота и рост,
А если нет, дурь, возраст и урод:
Коль время стало и пролёг погост,
Три двадцать лет и кончен мира ход.
Дай тем, кто был Природой обделён,
Быть безобразным, пустоцветом, злым:
Ищи тех, в ком приют души её,
Кто дар лелея, делает твоим:
Она тебя пометила рождать,
Так размножай плодя её печать.
Злой сонет, ну вот так)
12.When I do count the clock* that tells the time,
And see the brave day sunk in hideous night,
When I behold the violet past prime,
And sable curls all siluer'd ore with white,
When lofty trees I see barren of leaves,
Which erst from heat did canopy the herd,
And summer's green all girded up in sheaves
Borne on the bier with white and bristly beard:
Then of thy beauty do I question make
That thou among the wastes of time must go,
Since sweets and beauties do themselves forsake,
And die as fast as they see others grow,
And nothing 'gainst Time's scythe can make defence
Save breed to brave him when he takes thee hence.
Когда считая колокола бой
Я вижу свет, что тонет в темноте,
И отблеск влас серебряной рудой,
Потухший цвет фиалки на кусте,
Деревьев кроны, утеряв листы,
Не могут дать стадам в жару приют,
По глади нив, где сжатые снопы,
Когда небритых в белом повезут:
Так вот, мой милый, чем тревожусь я,
Не будь средь тех, чей скорбный час пробил,
Но как тебя отвергнет красота,
Умри, пока млад кто тебе так мил,
Раз Времени безжалостна коса,
Храни в потомках храбрость до конца.
Clock - от французского "клош", колокол, to count the clock - считать удары колокола, то есть. «Не спрашивай, по ком звонит колокол, он звонит по тебе».
Переставлены местами строки 3 и 4.
14.Not from the stars do I my judgment pluck,
And yet methinks I have astronomy,
But not to tell of good or evil luck,
Of plagues, of dearths, or seasons' quality;
Nor can I fortune to brief minutes tell,
Pointing to each his thunder, rain and wind,
Or say with princes if it shall go well
By oft predict that I in heaven find:
But from thine eyes my knowledge I derive,
And, constant stars*, in them I read such art
As truth and beauty shall together thrive
If from thy self to store thou wouldst convert*:
Or else of thee this I prognosticate,
Thy end is truth's and beauty's doom and date.
По звёздам не считая перемен,
Всё мнится мне, я будто астроном,
Но не такой, кто знает о судьбе,
Предскажет смерть или худой сезон;
Ни точный час не укажу громам,
Дождю и направлению ветров,
Небес благословление не дам,
Я господам из титульных домов:
Но вижу звёздный свет в твоих очах,
И точно знаю правду красоты,
Что, распускаясь, нежится в лучах,
И от себя к тебе обра́щен ты:
Или напротив, видя в них разлад,
Конец красы сочту и твой распад.
Convert - "a change or turn from one religion to another."
15.When I consider every thing that grows
Holds in perfection but a little moment,
That this huge stage presenteth nought but shows
Whereon the stars in secret influence comment;
When I perceive that men as plants increase,
Cheerd and checked even by the selfsame sky,
Vaunt in their youthful sap, at height decrease,
And wear their brave state out of memory:
Then the conceit of this inconstant stay
Sets you most rich in youth before my sight,
Where wasteful Time debateth with Decay
To change your day of youth to sullied night,
And all in war with Time for love of you,
As he takes from you, I ingraft you new.
Я примечаю, хоть всё и растёт,
Спеша любить, как все любить спешим,
На краткий миг жемчужный небосвод
Так совершенен и недостижим;
Я вижу, люди как побеги лоз
Стремятся к звёздам близким, в небеса,
Высоки, если полны юных грёз,
И рядом, если память их жива:
Своей тщеславной перемене рад,
Всяк смертный, споря, Время расточит,
Направит луч в космический Распад,
Плевочек ясный в вечный мрак ночи,
И сломлен если в схватке человек,
Любовью новый к вам привью побег.
"Значит — кто-то называет эти плевочки жемчужиной?"
Точность немного пострадала, но мне кажется, я уловил суть. И ещё заметил, что почти потратил лимит в 30 000 знаков в ответе.
