Я полагаю, авторы (или редактор) сочли этот случай обстоятельством образа действия.
Такие обстоятельства не всегда можно отличить от сравнительных оборотов, обособление зависит от авторской трактовки. Здесь как раз пограничный, или вернее сказать - смешанный, случай, когда имеются характерные признаки и сравнения, и образа действия. Так, с одной стороны, творительный падеж довольно явно свидетельствует в пользу трактовки "образ действия". С другой - не очень получается замена на наречие ("по-клещиному"?). В таких ситуациях последнее слово - за автором. Видимо, у Стугацких решающим оказалось то обстоятельство, что с учетом контекста главным в подобном уподоблении является результат, а не способ. "Как клещами" здесь - прочно, надежно, а не подобно тому способу, как держат клещи.
Беглый анализ показал, что единства у авторов тут нет. Похожие случаи с "обхватить(,) как клещами", "держать(,) как клещами" часто встречаются и с обособлением.
При этом мотивов, иных, чем авторское понимание, для выбора решения не просматривается.
Что мне было говорить, ежели я и правда по воробьям не палил и в чужих
загородах шастать у меня моды не было. Ну, а батюшка взял меня за ухо,
сдавил, как клещами, да и давай вывинчивать ухо-то. А сам ласково
эдак, тихо приговаривает: «Не ври, чадо, перед господом богом, бо не
простит господь неправды и тайности, не ври, не ври, не ври…» Я из
церкви-то с ревом: ухо как в огне горит, да всего обиднее, что зря.
[Василий Белов. Плотницкие рассказы (1968)]
Расшиперил руки-то, — не овцу имаешь. Он прыгнул вперед и, как
клещами, сдавил ее горячее, упругое тело. Она охнула, вырвалась: —
Дурак, нашел с кем играть. [Федор Абрамов. Две зимы и три лета (1968)]
Или нет! Взять бы сейчас промеж пальцев длинный Пашкин нос, сжать бы
его, как клещами, и набок повернуть. ― Я вам это припомню, ― сказал
Фомич и выбежал из клуба. На улице темь ― глаз коли. [Борис Можаев.
Живой (1964-1965)]
Но встречаются и тексты без обособления.
Она к нему ― плечо в плечо, волосы к щеке ― самые, самые кончики, два
волосика, три… Боков как клещами ее охватил, будто в озеро вниз
головою кинулся, красноватые большие руки на черном платье резкими
пятнами… ― Ах, что вы, что вы, ― встрепенулась Ниночка, ― не надо… ―
Все отдам. [А. С. Яковлев. Повольники (1922)]
Я держала мамину жесткую руку, точно через нее крепила единство со
всеми родными, далекими предками, со всем своим родом, всеми теми,
кто, сцепившись руками, не даст моей дочери уйти. Темная рука моей
мамы была их рукою, силы ее были невелики, но за нею стояли наши
ушедшие в землю родные, поэтому я как клещами сомкнула пальцы на ее
запястье и не давала себе забыться сном, чтобы моя дочь не ускользнула
в яму этого сна, я должна была бодрствовать и во имя всех поколений
держать ее жизнь в руке. Темнота вибрировала под моими веками, и по
ней пробегали сиреневые искры, и я снова раскрывала глаза, цепко держа
жизнь моей дочери на привязи. Еще вчера вечером она просто чувствовала
недомогание, хныкала, поскрипывала, чмокала губами, требуя соску,
ночью нас забрала «скорая», но некому было помочь: шла ночь с субботы
на воскресенье, и на шесть отделений дежурил один измученный врач.
[Ирина Полянская. Мама (1996)]
Я выбрал случаи, показавшиеся мне наиболее близкими по смыслу к тому, что у Стругацких. Обособление все-таки встречается чаще.
Что же касается объяснения через тесную связь со сказуемым, то она не слишком аргументирована (изъятие оборота не превращает фразу в бессмысленную и/или грамматически неполноценную) и не объясняет случаи иного оформления у авторитетных авторов.